О! Наконец-то! Плечи пошли вверх – долгожданное движение поймано.

Райан злобно хохотнул. Сегодняшний пост был обеспечен.

Фалы парусников весело позвякивали о мачты на легком вечернем ветерке, который принес с собой неясные запахи моря и волны свежести.

Ищи божественное начало в самом себе.

Легко сказать… За те два часа, что Джонатан провел на террасе кафе с видом на Монтерей, он усиленно искал, заказав себе пирожное, но так ничего и не нашел.

Время от времени он отвлекался на прохожих, и до него долетали обрывки их разговоров, которые, как искорки, вспыхивали при их появлении. Люди как люди, только не такие, как он: они выглядели беспечными, а он свою беспечность уже утратил. Ты не доживешь до конца года. Бессердечный голос второй из цыганок до сих пор звучал у него в голове.

В надежде прогнать прочь подкравшуюся тревогу он вгляделся в море. Ему не хотелось снова впадать в хандру, в состояние летаргии, из которой выходят только ценой нечеловеческого усилия. Так насекомое, попавшее в бокал с гладкими стенками, силится выбраться, а вместо этого раз за разом съезжает вниз, на донышко.

Ищи внутри себя.

Трудно вглядываться в себя, когда боишься увидеть там все ту же тревогу.

С террасы был виден висевший на стене кафе телевизор: на экране плыли бескрайние леса, снятые с высоты птичьего полета. До Джонатана еле слышно долетал голос журналиста.

«Амазонские леса, – говорил он, – уничтожают с ужасающей скоростью, по тысяче шестьсот гектаров в день, что соответствует примерно полутора тысячам футбольных полей».

В кадре появился старый индеец. Он стоял перед входом в Музей естественной истории Сан-Франциско, где, по словам журналиста, сейчас проходила захватывающая выставка, посвященная Амазонии. Длинные волосы старика были завязаны узлом на спине, лицо выражало полное спокойствие и печальное смирение.

Джонатан протяжно вздохнул. Ну разве можно быть счастливым, когда людям плохо? Как найти в себе силы выйти из этого состояния, когда зло на земле только множится? Борьба бесполезна, сказала тетушка Марджи.

Голос старого индейца звучал ясно и твердо. Несмотря на серьезность того, о чем он говорил, в его речи не чувствовалось ни враждебности, ни ненависти.

«Когда вы срубите последнее дерево, – говорил он, – и выловите последнюю рыбу, тогда поймете, что деньги есть нельзя».

– Будьте добры, протяните палец.

– Что?

– Указательный палец, пожалуйста.

Джонатан протянул руку девушке в белой блузке. Она осторожно натянула ему на указательный палец широкое мягкое кольцо, похожее на палец перчатки, простеганный алюминиевой нитью. От него отходил длинный провод, соединенный с компьютером, стоящим на столе в нескольких метрах от Джонатана. За спиной девушки на стене висел огромный экран.

– Ну вот – вы подсоединены, – сказала она.

Голос у нее был нежный и улыбчивый, но в нем угадывалась профессиональная сдержанность.

Она уселась за стол и принялась что-то печатать на клавиатуре.

Джонатан бросил взгляд на незнакомых людей, полукругом сидящих рядом с ним. Брюнетка лет тридцати пяти, со строгой стрижкой каре, старательно избегала встречаться взглядом с остальными. Еще одна женщина лет шестидесяти, с прекрасным цветом лица и пышными светлыми волосами, источавшими легкий запах лака, все время улыбалась. Помнится, когда она вошла, то тепло со всеми поздоровалась. И наконец, молодой человек с повадками студента, небритый и лохматый, то и дело норовил заглянуть в глубокое декольте девушки в белой блузке. Надо сказать, что фасон блузки, с длинными, легкомысленно завязанными полами, позволял любоваться очаровательными грудками у самого их основания.

Довольно большую, очень скромно обставленную белую комнату заливал теплый, мягкий свет. Фонд тетушки Марджи располагался на окраине Монтерея с редкой застройкой, и его мрачное здание терялось среди деревьев.

– Кривая, которую вы видите на экране, показывает степень проводимости вашей кожи, со всеми изменениями в реальном времени.

В отличие от идеальной синусоиды кардиограммы кривая на экране колебалась очень медленно, слабо и неровно.

– Проводимость кожи изменяется в зависимости от ее влажности, то есть от того, потеете вы или нет. Потовые железы, как и артериальное давление или сердечный ритм, контролирует симпатическая нервная система.

– O’кей.

– Ваше внутреннее состояние, эмоции и стресс влияют на элементы вашей физиологии, которые могут изменяться каждый миг.

– Понятно.

Девушка-оператор подсоединила указательные пальцы остальных участников опыта.

Теперь на экране виднелись четыре кривые разного цвета, и каждая имела свой рисунок. Кривая Джонатана была синяя, кривая темноволосой женщины – ярко-желтая, и ее рисунок был самым плоским. Зеленая кривая лохматого парня колебалась сдержанно и спокойно. Красная кривая шестидесятилетней дамы имела менее равномерные, но более выраженные колебания, чем у остальных, а потому их регулярно пересекала.

– Как вы можете констатировать, – сказала сотрудница, – мы все очень разные, у нас разная физиология, и мы по-разному реагируем на одну и ту же ситуацию.

Она отступила на несколько шагов.

– Теперь я буду просить вас подумать о разных вещах. Для начала вспомните, пожалуйста, тот момент, когда вы в последний раз испытали сильный стресс…

Красная кривая моментально скакнула вверх.

Джонатан закрыл глаза. Перед ним возник образ цыганки. Синяя кривая резко взвилась. Кривая парня еле-еле приподнялась, а желтая кривая темноволосой женщины осталась плоской.

Девушка-оператор подошла к испытуемым и обратилась к брюнетке:

– Не припоминаете ни одного крупного стресса?

Та ответила загадочной полуулыбкой, и желтая кривая осталась, как была, неподвижной.

Сотрудница шагнула к парню:

– Студенческая жизнь за последнее время не преподнесла вам никаких крупных эмоций? – сказала она, и губы ее сложились в хитрую улыбку.

И в следующее мгновение она выронила ручку и наклонилась, чтобы ее поднять. При этом движении грудь открылась еще больше.

Зеленая кривая взлетела вверх, а лицо студента залила яркая краска. Надо же, какой чувствительный аппарат. Джонатан сдержал улыбку. Она что, нарочно уронила ручку?

Темноволосая женщина посмотрела на часы. Джонатан задал себе вопрос, сколько подопытных кроликов отдали жизни, чтобы люди могли сконструировать такой прибор.

– А теперь мы попробуем сделать упражнение на расслабление, – сказала сотрудница. – Сядьте поудобнее.

Все завозились на своих стульях.